Кто споёт музыку будущего?

Эпоха метамодерна даёт свои плоды. Один из ярких её представителей сегодня – певица Александра Балакирева. В её жизни были такие проекты как «Фабрика звёзд-5» и «Главная сцена». Зрители знают Александру разной – это и романтичная девушка на качелях в дуэте с Андреем Губиным, и зажигательная солистка группы «КуБа», и принцесса из аниме или Татьяна из оперы «Евгений Онегин». Сегодня Александра Балакирева работает на стыке академического и эстрадного пения. Помимо оперных партий, в её репертуаре есть песни собственного сочинения, саундтреки к аниме, а также проект «Песни о жизни и смерти», в который вошли два вокальных цикла – «Четыре песни» Р. Штрауса и «Смерть говорит» Дэвида Лэнга.

О творческой трансформации, о том, что нельзя бояться своих желаний, о жизни и о смерти – в эксклюзивном интервью Марины Чечушковой для «Музыкального журнала».

Детство, отрочество и «Фабрика звёзд-5»

– На какой музыке ты воспитана? Что слушали твои родители? Твой музыкальный вкус – он от кого?
– Папа слушал тяжёлый рок, метал – Black Sabbath, Deep purple. Он достаточно искушённый слушатель. Ему нравится западная тяжёлая музыка, иногда симфонический рок, симфонический металл, а у мамы есть музыкальное образование – она играла в полупрофессиональном оркестре на скрипке пятнадцать лет, хотя профессиональным музыкантом не стала. Слух у неё лучше, чем у меня, ведь она играла на скрипке в оркестре, а ещё у неё хорошая наслушанность. Музыкальный слух, голос – это мне передалось от мамы. Она хорошо разбирается в классической музыке, сейчас поёт в церковном хоре для удовольствия. Когда я была маленькая, она слушала русский рок. Первый концерт, который я посетила – это выступление группы «Машина времени», я пришла туда с родителями, мне было лет шесть. В детстве я слушала «ДДТ», «Машину времени», «Агату Кристи». Тогда, в 1990-е годы, это было очень популярно. На этом я получала свои первые музыкальные впечатления.

– Если считать по старому стилю, то ты родилась в один день с Петром Ильичом Чайковским. Как на тебя повлияла его музыка?
– Я ощутила особенную связь с его музыкой в годы обучения. Я пела все партии — Иоланту, Татьяну, и даже Лизу, которую с моим голосом мне петь, на самом деле, нельзя. Думаю, что это Пётр Ильич посылал мне знак.

– Расскажи о своём творчестве в хоре Жоржа Брассенса. Какие у тебя остались воспоминания? Как это повлияло на тебя в дальнейшем?
– Иногда об этом вспоминаю. Мне было четырнадцать или пятнадцать лет. В этот хор я пошла вместе с ребятами из моей школы. Мы исполняли очень красивую музыку, тексты были на французском языке. В основном пели произведения из мюзиклов. Например, «‎Ромео и Джульетта»‎, «‎Собор Парижской Богоматери»‎. Интересно, что именно там я впервые ощутила, что такое вибрато. Это был переходный момент, когда я бросила музыкальную школу, но ещё не начала заниматься со своим первым преподавателем по вокалу.

– С какой песней ты впервые вышла на сцену? Помнишь, как это было?
– В семь или восемь лет я приняла участие в детском конкурсе на фестивале. Точно не помню его название, «Э-эх, разгуляй!» или Грушинский фестиваль, мероприятие проводилось в лесу. Там был импровизированный детский конкурс. Меня никто никуда не звал, я просто вышла на сцену. На тему музыки и выступлений на сцене до этого дня серьёзных разговоров в семье не было, никаких песен с педагогами я прежде не учила, а на сцене «зарядила» целый концерт – песня одна, вторая, третья… Итог – призовое место. К моей маме подошли другие родители и недовольно спросили: «Ваша дочка, наверно, в музыкальной школе учится?» И тут маму осенило: «О! Точно! Музыкальная школа!» Так я и оказалась в музыкальной школе. Этот случай сподвиг маму меня туда отправить.

– На кастинге «Фабрики звёзд-5» ты исполняла песню Дженис Джоплин Mercedes Benz. Почему именно её?
– Она была для меня лёгкая и удобная для пения всегда. Бывают такие вещи, которые ложатся с первого раза. В своё время Дженис Джоплин была особенной певицей, важным персонажем своей эпохи, для хиппи и для рока. Она мне была близка по духу. К тому же, эта песня a cappella, что очень удобно для прослушивания, не требуется минусовка.

– Как сейчас относишься к этой певице и к такой музыке? Исполнила бы что-то из её песен сейчас?
– Когда я занималась эстрадой и джазом, то исполняла ещё одну её песню – Kozmic Blues. Пою песни из репертуара Дженис Джоплин с удовольствием и сейчас, потому что это как лёгкий этюд, который ты можно спеть в любом состоянии, без сложностей, когда необходимы музыканты, сопровождение, пианист, минусовка. И всем обычно очень нравится.

– Ты попала на «Фабрику звёзд» в семнадцать лет! Как ты чувствовала себя на проекте?
– Я была залётной птичкой, игроком – попала в проект, искренне не рассчитывая ни на что, не участвовала в гонке за главным призом. Просто проживала свою семнадцатилетнюю жизнь в попытках понять, кто я и что я в этой жизни, экзистенциальный кризис семнадцати лет. Я просто жила там.
Помню забавный случай. К концу проекта меня что-то дёрнуло пойти к продюсерам и спросить, что бы мне такого сделать, чтобы запомниться. На меня вопросительно посмотрели:
– А ты шоу никогда не смотрела?
– Нет.
– Понятно, ну, ты уже всё сделала, тут ничего придумывать и не надо. Иди дальше и живи, как жила.
Чувствовала, что я в классном месте, где могу проявить себя. У меня был очень сильный заряд, чтобы творить, показывать себя на сцене. За тот период у меня было много номеров, и ни за одно выступление мне не стыдно. Думаю, что для того возраста и для тех времён всё было хорошо и уместно. Я окунулась в новый мир, и мне в нём было вполне интересно и хорошо.

– Почему ты не хотела петь в дуэте с Андреем Губиным?
– Потому что он был не в моей системе ценностей. Я слушала другую музыку, мне было важно показать себя с той стороны, с которой я себя вижу. Среда проекта, в которой мы находились, была необычной, и это вылилось в очень активное эмоциональное выплёскивание. А согласилась, потому что услышала песню. Слушала её, советовалась с другими ребятами и поняла, что она хоть и попсовая, но красивая, лирическая, нетипичная для Губина, не танцевальная. Я себя в ней увидела. Явилась с повинной, попросила всё же попробовать. Запись была сложная и очень эмоциональная. Я и не знала, что могу быть такой лиричной девочкой. Мое сопротивление и накал на сцене переросли в потрясающий энергетический посыл.

– После «Фабрики звёзд» была ещё «Главная сцена». Почему ты решилась пойти на этот проект?
– Увидела, насколько масштабный был первый сезон проекта. Был хороший состав продюсеров – Уолтер Афанасьев, Максим Фадеев, Виктор Дробыш, Игорь Матвиенко, Константин Меладзе. Мне показалось, что это новый виток для шоу бизнеса, масштабно и очень здорово. На втором сезоне не было тех же продюсеров, шоу стало больше похоже на «X-фактор» – классический, где сидят артисты, которые высказывают своё мнение. Но мне и это было интересно, почему нет? Хороший способ встряхнуться, поэтому после проекта я окончательно поняла, что мне надо идти в другом направлении. Через полгода после «Главной сцены» я решила идти другой дорогой и поступила в ГИТИС как оперная певица.

– Что тебе дали «Фабрика звёзд» и «Главная сцена»? Какую роль в твоей жизни сыграли Алла Пугачёва и Диана Арбенина?
– С Аллой Борисовной мы много взаимодействовали, потому что на «Фабрике звёзд» было больше времени для этого, чем на «Главной сцене». Алла Пугачёва была именно наставником, поскольку являлась художественным руководителем проекта. Она много рассказывала нам о важных моментах в сценической жизни, давала советы по актёрскому мастерству, которые я помню до сих пор. Поддерживала в житейских моментах. А ещё она спела со мной дуэтом. Для меня в семнадцать лет это было очень почётно. Да ещё и такую песню исполняли – «Белый снег», целая баллада! С Дианой Арбениной мы тоже взаимодействовали на проекте, хоть и в меньшей степени. Она сказала мне ряд важных, якорных вещей, которые я запомнила. Когда грущу, вспоминаю их, и это меня вытаскивает. А ещё именно Диана тогда почувствовала, что я в тот момент находилась в переломном для себя состоянии, и сказала, что эстрада меня сломает. В целом, меня не так легко сломать, как показывает практика, но в тот момент это было так.

От аниме до Штрауса и Лэнга

– Как ты попала в проект «Красавица и дракон»?
– Аниме «Принцесса с веснушками и дракон» в российском прокате называется «Красавица и дракон». Это история о том, что нельзя бояться своих желаний. Мой брат как-то показал мне этот мультфильм. Я была под впечатлением от песен в нём, загорелась. Выяснилось, что в России это аниме находится в процессе дубляжа, речь героев готова, а песни – ещё нет. Я связалась с выпускающей компанией этого мультика и выслала им свои записи для другого аниме, One piece, и забыла об этой истории, как это обычно бывает. Прошло время, я занималась уже другим проектом. Внезапно раздаётся звонок с незнакомого номера: «Здравствуйте, Саша! Мы связались с японскими коллегами, они вас одобрили, давайте работать». Так я и попала в этот проект. У желаний есть свойство сбываться. Даже если думаешь, что это невозможно, то нет! Невозможное возможно.
У самого мультика очень добрый посыл, да и музыка потрясающая. Эта работа меня очень вдохновила. У меня была неделя, чтобы самой сделать перевод четырёх песен с японского на русский. Сделала, что могла, но мне до сих пор пишут комментарии, как это было здорово.
Хотя это моя не самая культовая работа. Есть такая видеоигра Tiny bunny, песня для неё только на моём аккаунте в YouTube собрала более 1,5 млн прослушиваний, хотя сама песня ещё официально не вышла (песню слили в интернет, поэтому пришлось выкладывать самой). По сюжету игры до моей песни время ещё не дошло, а песня уже собрала такое большое количество просмотров.

– Как удаётся совмещать саундтреки к аниме и играм со сложной академической музыкой?
– Мне кажется, это не я такая, это мир такой, эпоха метамодерна, будущее за соединением всех направлений. Удивительно, что в вокале это редко встречается сейчас. В танцах, например, это сплошь и рядом – смешивают стили, называют это современной хореографией. Почему такое не происходит между классической и эстрадной музыкой в том объёме, который хотелось бы видеть, – непонятно. Пожалуй, это то направление, которое должно развиваться, и я в него мечу. За этим будущее, это даст новый виток в развитии классической музыки. Есть же, например, рок-оперы, мюзиклы, классический кроссовер – это уже попытки соединения, иногда удачные, иногда не очень. Но всё же это не совсем то. Это можно и надо переосмысливать. И мне кажется, современные композиторы этим как раз и занимаются. Например, Дэвид Лэнг, современный классический композитор. Его вокальный цикл Death Speaks исполняет певица Шара Нова. У неё академическое образование, но поёт она эстраду. Дэвид Лэнг один из тех, кто находится в авангарде современной академической музыки. Есть и другие современные талантливые композиторы, которые совмещают классику и эстраду. Потому что сейчас это лежит на поверхности. Я – тот человек, который может это исполнить, потому что никогда не закрывала для себя пути развития, не ограничивала себя исключительно эстрадным или исключительно академическим вокалом. Да, сейчас оперное пение для меня играет самую важную роль, это флагманское направление, в котором я на данный момент двигаюсь. Там мне комфортнее, чем в эстраде. Но, открывая мир Чайковского и Пуччини, я не закрываю мир, например, Бейонсе. Да и сам мир говорит нам этого не делать. Мне кажется, я поступаю очень хитро и мудро.

– В России не принято говорить о смерти открыто. И вдруг появляется твой проект «Песни о жизни и смерти», куда вошли два вокальных цикла – «Четыре песни» Штрауса и «Death speaks» Дэвида Лэнга. Почему в этой программе захотелось поговорить именно о смерти?
– Во мне это уживается, как и в любом сложном творческом человеке. Папа слушал Black Sabbath, я была когда-то готкой. Поэтому не считаю для себя эту тему запретной. Если я о ней думаю, то почему не могу о ней рассказать? Рефлексия на эту тему идёт у всех, об этом хочется разговаривать. Недавно прочитала такую мысль: «Помните, что где-то на земле есть клочок земли, где ты будешь похоронен». Это опускает с небес на землю. Поэтому я считаю, что на эту тему важно разговаривать с людьми. Чтобы больше ценить жизнь. Именно смерть даёт нам понимание того, насколько ценна жизнь. Работаем на контрапункте, на сравнении.

– «Четыре песни» Штрауса – это определённая профессиональная высота. Какие ещё профессиональные вершины мечтаешь покорить в академической музыке и в других жанрах?
– Следующая моя цель – спеть целиком партию в театре. В ГИТИСе я пела одно отделение, половину оперы, но это была учёба. Теперь пора петь по-взрослому – спектакли целиком.
А в остальном – хочу вернуться к написанию песен, найти для себя вдохновение. В какой-то момент источник вдохновения иссяк для меня, возможно, потому что я ушла в академическое направление. Ведь когда ты общаешься с музыкой Рахманинова, Штрауса, то невольно задаёшь себе вопрос: «А кто я рядом с ними?» Запал теряется, потому что понимаешь, что такого уровня ты не достигнешь. А тогда зачем стараться? Но стараться надо, хотя бы для саморазвития. Найти вдохновение для написания можно в выстраивании диалога с самим собой. Это своеобразная арт-терапия. Хочу записать альбом своих песен на новом для себя уровне. Но это «побочная партия». Основное – это подготовка к оперной сцене.

– Каково жить на стыке академической музыки и эстрады? С точки зрения вокальной техники и с точки зрения своих внутренних ощущений. Какие трудности и благости встречаешь на этом пути? Понимает ли тебя публика?
– Из благостей – мало конкурентов на этом поле. А трудности – это чертовски сложно технически. В академическом пении есть один путь с чёткими границами. А у меня они всё время размываются. Едва соберу себя, как всё снова растекается, – ощущение приливов и отливов. Борьба между вариативностью и постоянным поиском золотого сечения. Но у меня есть педагог, с которым я занимаюсь много лет. Я ей очень доверяю, с ней я начала петь оперу. Именно она меня направила в академическое пение. Она говорит, что другие не смогут совмещать разные направления, а у меня – получится. Она дала мне веру в это. Те, кто всю жизнь занимается академическим пением, по-другому петь вряд ли смогут. Но именно постоянная работа в одном и том же векторе даёт столь высокие результаты. А у меня этих векторов много. В этом есть и прелесть, и определённый недостаток.

– В одном из интервью в 2019-м году ты сказала, что не имеешь таких амбиций в эстраде, как раньше и что собираешься петь в театрах Европы. Изменилось ли что-то за четыре года? Чего бы ты хотела сейчас?
– Я работаю над этим, хотя сейчас это сложнее. Моя главная цель на данный момент – сделать хорошее портфолио из видео для прослушивания в различные театры России и Европы. Всё лето делаю программу, готовлюсь с преподавателем по своему академическому направлению. Этот год я в целом посвящаю своей программе, чтобы в будущем работать в театре.

– Александра Балакирева в 2023-м году – какая певица?
– Это оперная дива. Пока всё! Хочу сосредоточиться сейчас на этом.

– Если бы тебя можно было описать в трёх песнях, то каких?
– 1. «Marian Antiphones» А. Ретинского.
2. «Орфей» И. Стравинского.
3. «No quarter» Led Zeppelin

Фотографии из личного архива певицы Александры Балакиревой. Фотосессия – фотограф Екатерина Белинская.