Успех сентябрьского концерта Губернаторского симфонического оркестра Санкт-Петербурга в Большом зале Московской консерватории– больше, чем просто удачное выступление перед московской публикой. Это – знаковое событие для коллектива, который после ухода Станислава Горковенко, своего бессменного руководителя на протяжении 40 лет (1978 – 2018), переживал серьёзный кризис, а за минувший год совершил невероятный скачок в своем профессиональном развитии.
Московский концерт подтвердил то, о чем уже знала петербургская публика – культурный оркестровый ландшафт не только северной столицы, но и страны обогатился появлением еще одного перспективного оркестра, обретающего свое лицо в процессе чрезвычайно интересно реализуемой творческой концепции, которую убедительно диктует коллективу новый художественный руководитель и дирижер Антон Лубченко.
У питерских своя особая гордость, свое «лица необщее выражение».Мне кажется, для Антона Лубченко это очень важно. В содержание первого отделения концерта «вшито» много смыслов, связанных с северной столицей.
Два очень разных сочинения петербургского классика ХХ – начала ХХI века Бориса Тищенко – дань памяти к 85-летию со дня рождения композитора. Его раннее произведение, Первый виолончельный концерт, посвященный Мстиславу Ростроповичу, чаще исполняющийся в редакции Дмитрия Шостаковича, любимого учителя Тищенко, в этот раз прозвучало в авторской оркестровке, где используется ансамбль духовых, ударных и орган. Тищенко пишет в письме Шостаковичу: «Красота конструкции – не внешняя красота. Это внутренняя гармония; то, что роднит, например, Веберна и Шуберта, Баха и Брамса <…> Я счастлив, если мне удаётся создать органичное построение, где малое и большое находятся в соответствии. Я стараюсь маленькую ячейку (из 2 -3 -5 нот) спроектировать на форму в целом. Это я делал и в виолончельном концерте, там этот принцип «проекции» ясно виден».
Концерт исполнил Заслуженный артист России, ректор Санкт-Петербургской государственной консерватории имени Н. А. Римского-Корсакова Алексей Васильев, которому удалось вместе с оркестром вовлечь слушателя в постижение интересной формы произведения Тищенко. Конструкция концерта напоминает дугу, постепенно вырастающую из длительной, напряженной рефлексии «одинокой» виолончели, партия которой постепенно набирает сложность, множество оттенков звучания, то напоминая назойливое нервное жужжание, то «играя» в тревожный пуантиалистический пинг-понг с деревянными и ударными инструментами, а затем, словно устало сворачивается и исчезает в вибрирующем тумане, оставляя лишь едва слышный удаляющийся одинокий звуковой след.
Еще более символичным было исполнение симфонии Тищенко «Хроника блокады». 8 сентября 1941 года началась 872-дневная блокада Ленинграда и эта дата для ленинградцев-петербуржцев особая и никогда не забываемая.
Творчество многих композиторов недавнего, но уже прошлого советского и постсоветского переходного периода, сегодня практически неизвестно или прочно забыто слушателями не только молодого, но и старшего поколения. Поэтому было бы очень хорошо (и это мое единственное существенное замечание к организации концерта), если бы во вступительном слове или в программке была информация об исполняемых сочинениях.
Шостакович и его ученик, молодой коллега Борис Тищенко, были очень близкими людьми, но при этом совершенно разными по темпераменту, манере высказывания. В противовес закамуфлированности некоторых мыслей, образов Шостаковича, позволяющей многозначно трактовать их, для Тищенко характерна открытость, дерзость, прямолинейность, порой демонстративная правдивость, которые проявлялись во всем, – в его суждениях, общении с коллегами и, конечно в творчестве.
Симфония «Хроника блокады» посвящена Алексею Ивановичу Пантелееву, автору автобиографической дилогии «Республика Шкид», по которой снят легендарный одноименный фильм. Переживший ленинградскую блокаду, писатель с поразительной силой передал обнаженную правду о ней в своих дневниках. Сам Тищенко о Ленинградской Блокаде писал с очень личной болью: «Помню разрушенный Ленинград, окна, заколоченные фанерами, половину дома на углу Моховой и Пестеля, в которой всем были видны развороченные снарядом “внутренности”<…> Для меня война – это последствия; детство без отца, преждевременная смерть матери. Это искалеченные судьбы, болезни, осиротевшие дети. Это неизмеримая до наших дней цена, заплаченная за Победу».
Введение в партитуру звука морзянки, фонограммы авиационного налёта и артобстрела – прием, который требует особого мастерства от оркестра. Нужно слиться «без швов» с фонограммой так, чтобы она не выглядела грубой заплаткой, а создавалась полная иллюзия что эта натуралистичность – результат какой-то комбинации оркестровых тембров. И оркестр добился именно этого. Думаю, что многие в зале, не подозревая об использованном композитором приеме, испытывали просто шок от этой документальной реалистичности музыки.
Драматургически очень важную в симфонии Тищенко, щемящую, ностальгическую вальсовую тему, звучащую одновременно и довоенно мирно, и болезненно послевоенно, оркестр играл так прочувствованно, так наполнено, что это трогало буквально до слез.
То, что Тищенко при всем пиетете к Учителю и общности военной темы, в «Хронике блокады» уже не Шостакович – особенно ярко демонстрирует финал. Хор духовых наращивает, «раздувает» финальную монументальность, что заставляет вспомнить финалы 7 и 5 симфоний Шостаковича, а также 5 симфонию Прокофьева. Но у Тищенко эта мощь победности, накат нарастающей грандиозности, передаются без двойного дна, без подтекста и прорываются сначала в пляску, дерзкую, с вызовом, с открытым забралом, нарожон, а затем – в победный салют, фонограмма которого вновь идеально вмонтировалась в ликующее звучание оркестра. И во всем этом – искренняя, открытая, выстраданная радость Победы «со слезами на глазах», которую, как никто, описала «голос блокадного Ленинграда» Ольга Берггольц:
И вот — она у твоего порога.
Дыханье переводит и молчит.
Ну — день, ну — два, еще совсем немного,
ну — через час — возьмет и постучит.
И в тот же миг серебряным звучаньем
столицы позывные запоют.
Знакомый голос вымолвит: «Вниманье…»
а после трубы грянут, и салют,
и хлынет свет,
зальет твою квартиру,
подобный свету радуг и зари, —
и всею правдой, всей отрадой мира
твое существованье озарит.
Сила, плотность, энергия звучания оркестра, направленные дирижером в зал, буквально вдавливали в кресло! А возникающий после этого, неожиданно тихо, словно воспоминание, вальс, завершающий симфонию, – подобие титров, к увиденному и пережитому вместе с оркестром киноповествованию. Симфония Тищенко была восторженно встречена публикой.
Ощущение после первого отделения – какая талантливая музыка! Доказать это нам, сегодняшним, поспешно и преступно отказавшимся от советского музыкального наследия, – одна из главных идей Антона Лубченко, как руководителя оркестра. Он это делает последовательно, начиная с первого своего концерта с Губернаторским симфоническим на I Петербургском музыкальном фестивале им. С. К. Горковенко, когда включил в программы произведения В. Гаврилина, М. Таривердиева, все концерты для юношества Д. Кабалевского.
В деятельности Антона Лубченко, как музыканта, мне особенно близко его неподдельное уважение к предшественникам, благодарность своим учителям, в числе которых был и Борис Тищенко. В репертуарной политике Губернаторского симфонического оркестра Лубченко словно выстраивает мост между прошлым, настоящим и будущим, не делая упюр в прошлом, с интересом подхватывая интересное в настоящем и таким образом программируя будущее, как гармоничное соединение традиций и новых идей. В этом – осознание единства и неделимости потока отечественного музыкального искусства, преодоление раскола между историческими эпохами, поколениями музыкантов, который так болезненно обозначился в нашей постсоветской истории.
Написанная Рахманиновым в 1907 году Симфония №2 сначала прозвучала в Петербурге, а через короткое время в Москве. И опять символизм. Это произведение Губернаторский симфонический сыграл сначала в Санкт-Петербурге, в «Рахманинов-гала» своего «Открытия-триптиха» нового сезона, а буквально через несколько дней – в Москве.
Такие партитуры, как Симфония № 2 Рахманинова – проверка оркестра на зрелость и мастерство. И Губернаторский симфонический убедительно продемонстрировал их взыскательной московской публике. Слушая симфонию, сотканную из пронзительной рахманиновской русскости и брукнеровского космизма, нельзя было не думать о грандиозном проекте, который оркестр реализует в год 200-летия Брукнера – исполнение всех симфоний выдающегося композитора-пророка в Лютеранской церкви св. Петра и Павла на Невском проспекте. На мой взгляд он сыграл огромную роль в стремительном наращивании мастерства оркестра.
В Рахманинове оркестр дышал, вздымался волнами, срывался порывами ветра, он был вдохновенно живой, чутко подчиняясь дирижеру, откликаясь на его внимание к динамическим деталям, нюансировке интонаций, гибкому темповому развитию. Особые узнаваемые рахманиновские мелодические обороты произносились с удивительной любовью, внутренним трепетом и восторгом. Скерцо настолько захватило своей мощной энергетикой, что после его исполнения воспитанный московский зал даже попытался взорваться аплодисментами.
Кажется, что красивую музыку играть просто, она словно сама звучит. На самом деле это обманчивая простота. Произведения особого божественного откровения требуют еще большей исполнительской ответственности и мастерства. Гениальное Adagio симфонии Рахманинова сравнимо по совершенству и глубине чувств с великими лирическими центрами таких симфонических полотен, как Аdagietto из Симфонии № 5 Малера, Andantecantabile из Симфонии №5 Чайковского. Оркестр сыграл его так, что зал сначала замер, а потом, как и после скерцо, чуть не разорвал благоговейную тишину всплесками восторженных аплодисментов.
Особенность этой музыки в том, что ее совершенное по красоте музыкальное полотно соткано из перетекающих одно в другое соло инструментов оркестра. В связи с этим самое время сказать о замечательных солистах Губернаторского симфонического.
Буквально накануне московских гастролей на должность концертмейстера оркестра был принят Григорий Тадтаев. Имеющий большой опыт сольного исполнительства, он, конечно, стал очень яркой краской оркестра. Это подчеркивается его всегда вдохновенной настроенностью на игру. Вместе с Екатериной Будниковой они глубоко и выразительно звучали в дуэте в «Хронике блокады». В третьей части симфонии Рахманинова скрипка Григория Тадтаева буквально парила над оркестром, усиливая очень часто возникающее в рахманиновской музыке ощущение щемяще любовного созерцания русских просторов с высоты птичьего полета. Музыкант является не только прекрасным солистом, но и замечательным «командным игроком», увлеченно ведет за собой струнную группу, роль которой в этой симфонии особенно велика.
Спросила Антона Лубченко, кого бы он хотел еще отметить в оркестре: «Первая труба — концертмейстер группы — Иван Лазуков. Он начинал в нашем оркестре до меня, затем ушёл в АСО филармонии, работал там несколько лет. С марта 2024 по моему приглашению вернулся в родной ему коллектив, уволившись из филармонии, и кажется, доволен. Это, впрочем, взаимно. Кларнетист Евгений Печёнкин, на мой взгляд, один из лучших кларнетистов в городе. На первый кларнет сел впервые прошлым летом и так раскрылся, что мы увидели настоящего самородка. Великолепная флейтистка Анна Суздалкина. Ее соло во всех произведениях приковывают к себе внимание. Английский рожок (его соло много в Рахманинове) и гобой – Вадим Довбык и Роланд Думбадзе. Они – наша гордость. Концертмейстер группы ударных и литаврист — Валентин Глузд. Потрясающий молодой музыкант, которым мы тоже гордимся. Так подробно говорю, потому что мне очень хочется, чтобы немножко больше знали о наших ребятах, среди которых есть совершенно удивительные музыканты!»
Оркестр – дело коллективное. Но оно становится осмысленным и вдохновенным, когда есть моральные стимулы, в том числе в виде такого отношения к оркестрантам – «они наша гордость».
Стремительный темпоритм творческой жизни, креативность в формировании репертуара и поиске новых форм концертов, активная работа по привлечению публики и, как результат, расширение заинтересованной слушательской аудитории – это приметы сегодняшней ежедневной жизни Губернаторского симфонического оркестра Санкт-Петербурга. Без увлеченности и живого чувства любви к своему делу жизнь творческого человека, коллектива превращается в унылое, рутинное прозябание. Я желаю Губернаторскому оркестру дольше пребывать на подъеме и радовать нас своими успехами.
Не лишним будет отметить огромную роль Комитета по культуре администрации Санкт-Петербурга, который активно и заинтересованно поддерживает созидательную деятельность своего оркестра. Свидетельством чему является и организация поездки в Москву, благодаря которой столичная публика смогла познакомиться с по сути новым, перспективным коллективом северной столицы.
Елена Истратова (Санкт-Петербург)
Фотографии предоставлены Губернаторским симфоническим оркестром Санкт-Петербурга, автор фотографий – Эмиль Матвеев.